15.10.2017
126
0

Кадзуо Исигуро — Нобелевский лауреат по литературе 2017

Присуждение Нобелевской премии всегда провоцирует массу споров и обсуждений. Сводятся они, как правило, к возгласам вроде: «Как можно было дать премию Х при живом Y?!». Или «Кто такой этот Патрик Модиано, и за что ему-то ее дали?!». Прошлогоднее вручение премии рок-поэту Бобу Дилану только усугубило ситуацию вокруг премии. «Нобелевка» за поэзию почти всегда вызывала недоумение: как совершенно забытый ныне Сюлли-Прюдом мог получить больше голосов, чем Лев Толстой? Почему нет премии у Лорки, Одена и Фроста, а есть у Бьёрнсона, Кардуччи и Шимборской? И в 2017 году разные остряки предлагали совсем немыслимых номинантов. Например, политолог и провокатор Станислав Белковский предложил вручить премию Дональду Трампу за вклад в развитие «Твиттера» с формулировкой «классику социальных сетей за умение вложить все смыслы мировой политики в 140 символов». Но получил премию в итоге Кадзуо Исигуро — автор, для которого английский язык не является родным. Для больших писателей ХХ века — это не новость: английский не был родным ни для Набокова, ни для Джозефа Конрада (автора гениальных романов «Сердце тьмы», «Ностромо» и «Лорд Джим»). Но медаль с профилем изобретателя динамита таким авторам вручать до этого года не решались.

Кадзуо Исигуро

Исигуро — автор все-таки известный и, пожалуй, наиболее знакомый «широкому читателю» лауреат за последние 10 лет: в 1989 году он уже становился лауреатом не менее престижной Букеровской премии за роман «The Remains of the Day», а роман «Never Let Me Go» вошел в шорт-лист Букера в 2005 и был включен в список «100 лучших романов на английском языке по версии журнала «Time»).

Дмитрий Быков, комментируя присуждение премии газете МК, отмечает 2 вещи, которые, видимо, повлияли на решение Нобелевского комитета. Первая — «Исигуро по-английски сегодня пишет чище всех» (что, в общем, довольно спорное утверждение). И вторая — «предметом рефлексии его становится сложное соотношение востока и запада в его собственной судьбе Сегодня самое актуальное в мире — это конфликт Востока и Запада, который «или есть, или его нету». Так вот, он есть, безусловно. Нельзя больше делать вид, что его нет. Иcигуро — единственный автор, который из него сумел сделать большую литературу».

О сложном синтезе-противостоянии фаталистической восточной и фаустовской западной цивилизаций его первый роман: «A Pale View of Hills» (1982) — наиболее близкий по стилистике к классикам японской литературы Юкио Мисиме или Кендзабуро Оэ. Примечательно, что на японском Кадзуо никогда не писал, но культуру странных для европейского читателя «Золотого храма» и «Футбола 1860 года» впитал весьма основательно. В дальнейшем этот схлест азиатской и европейской цивилизаций будет исследоваться в романах «An Artist of the Floating World» (1986) и «When We Were Orphans» (2000).

Тем удивительнее, что в обоих «букеровских» романах мотив противостояния запада и востока совершенно не развит. Полное его отсутствие особенно видно в романе «Не отпускай меня». И это настоящий шедевр! Дальше придется позволить себе немного спойлеров, но они необходимы для объяснения механики этого романа. Поэтому не читайте следующие абзац, если не хотите испортить впечатления 🙂

Кадзуо Исигуро

С «Не отпускай меня» все не ясно с самого названия. Особенного отношения к сюжету оно, скажем откровенно, не имеет. Это название песни с альбома не слишком популярной певицы из американских 50-ых Джуди Бриджуотер. Песня эта была на кассете главной героини в интернате, где она проводила юность, и очень ей нравилась. Вы можете легко найти это музыкальное произведение на Youtube. Но только все это ложь. Никакой певицы Бриджуотер никогда не существовало, песня была записана специально, чтобы запутать читателя, который в начале XXI века за каждым непонятным словом лезет во всемирную паутину; а в сети появляются целые расследования того, откуда эта песня появилась, кто ее исполняет, какой музыкальный коллектив стал прототипом Джуди.

Роман начинается с какого-то невероятно скучного и одновременно странного повествования Кэти: «My name is Kathy H. I’m thirty-one years old, and I’ve been a carer now for over eleven years. That sounds long enough, I know, but actually they want me to go on for another eight months, until the end of this year. That’ll make it almost exactly twelve years. Now I know my being a carer so long isn’t necessarily because they think I’m fantastic at what I do. There are some really good carers who’ve been told to stop after just two or three years. And I can think of one carer at least who went on for all of fourteen years despite being a complete waste of space».

Какое-то унылое сравнение рабочего стажа. Не совсем понятно только, что за профессия у героини. Carer — это что-то вроде сиделки. Но героине 31, и она работает «невообразимо долго». Что-то тут не клеится… Читаем дольше: «My donors have always tended to do much better than expected». Доноры? Она сиделка у доноров? Зачем донорам сиделка? А затем: «He’d just come through his third donation, it hadn’t gone well, and he must have known he wasn’t going to make it. He could hardly breathe, but he looked towards me and said: «Hailsham. I bet that was a beautiful place.» Третья выемка? Третье пожертвование? Или, как пишут в российских клиниках, «забор (в смысле, «забор крови»)»? Что??? Да расскажите же уже, в чем дело!

Но не тут-то было… И нам несколько глав подряд рассказывают о Хэйлшеме, интернате, по описанию нечто среднее между Касталией из «Игры в бисер» и Итоном. О подростковых травмах, первых сексуальных отношениях, учителях, местных ритуалах, опекунах (в оригинале «guardians» — т.е. что-то вроде охранителей). В общем, рассказывают историю в духе Холдена Колфилда: «мол, было заведено делать то-то и то-то (например, слушать музыку из кассетного плеера, передавая одну пару наушников друг другу по очереди), а вот этого делать было не заведено (например, ходить в прилегающий к интернату лес)». Но кто такие эти donors & carers???

И вот, когда читатель уже не ждет, что ему расскажут всю правду раньше предпоследней страницы, как гром среди ясного неба (а действительно в сцене рассказа начинает идти ливень, и воспитанники интерната вместе с «дежурным» опекуном мисс Люси прячутся в павильоне) открывается завеса: «The problem, as I see it, is that you’ve been told and not told. You’ve been told, but none of you really understand, and I daresay, some people are quite happy to leave it that way. But I’m not. If you ‘re going to have decent lives, then you’ve got to know and know properly. None of you will go to America, none of you will be film stars. And none of you will be working in supermarkets as I heard some of you planning the other day. Your lives are set out for you. You’ll become adults, then before you’re old, before you’re even middle-aged, you’ll start to donate your vital organs. That’s what each of you was created to do».

Это почти библейская проповедь по силе звучания, с этими безнадежными None of you will… Эти дети — живые, разумные, чувствующие, переживающие — да в них нет ничего особенного: ни плохого, ни хорошего, но они настоящие дети, и они предназначены только для того, чтобы быть инкубатором для органов, которые потом кому-то пересадят. Они — живые коробки. В классическом sci-fi произведении автор бы нашел среди детей (или опекунов) какого-нибудь трикстера, который бы повел борьбу за освобождение от гнета, от несправедливости, от системы. Победил бы или проиграл — дело десятое. Но мы, читатели, чувствуем несправедливость и ждем, чтобы появился кто-нибудь, кто бы разделил это чувство с нами. В романе Исигуро (опять процитируем Д.Л. Быкова, который в одной из передач «Один» на «Эхо Москвы» сказал, что для счастливого общества свобода, в общем-то и не нужна) ничего подобного не происходит. Вот как реагируют дети на это сообщение: But as I say there was surprisingly little discussion about what she’d said. If it did come up, people tended to say: «Well so what? We already knew all that».

Жизни этих людей предопределены, они знают об этой чудовищной несвободе и… у них не возникает ни малейшего желания что-нибудь предпринять! А свобода (само это слово появляется в романе раза три-четыре)… свобода понимается так: «When I think of that moment now, standing with Tommy in the little side-street about to begin our search, I feel a warmth welling up through me. Everything suddenly felt perfect: an hour set aside, stretching ahead of us, and there wasn’t a better way to spend it».

Лучший способ провести этот час свободы — поискать в Норфолке утерянную кассету, которую Кэти потеряла еще в интернате, с той самой песней, давшей название этому роману, певицы, которой никогда не существовало на свете… И все! Великолепная наблюдательность (рассказчица Кэти подмечает такую бездну деталей настроений тех, о ком она пишет) и полное отсутствие рефлексии. Зачем это все, если тебя потом разберут на органы??? Сотни великолепных ответов на вопрос «What?» и ни одного ответа на вопрос «What for?..».

В общем-то, эта книга — роман об обычной жизни, со своими счастьями и несчастьями, потерями и приобретениями, совершенно лишенный каких бы то ни было рассуждений «о природе и бытие» в духе экзистенциализма, но фабула введена в такой контекст, который обессмысливает всю историю, всю эту плотную реальность, набитую вещами, именами и именами вещей. Your lives are set out for you. И какой тогда во всем смысл? Для современного читателя — никакого, а для героев… Но мы уже и так наставили слишком много спойлеров, продолжать не будем — лучше прочтите этот выдающийся текст, совершенно точно не пожалеете.

***

Исигуро пишет довольно мало: 7 романов за 35 лет для современного книжного рынка просто смехотворная скорость. Для сравнения, «король ужасов» Стивен Кинг за то же время создал 35 произведений крупной прозы, король русского постмодернизма Пелевин — 15 романов за 25 лет, а из-под пера королевы Джоан вышло 7 опрятных книжечек о мальчике с палочкой всего за 10 лет.

Скоро новоиспеченному лауреату исполнится 63 — не возраст для современного человека, тем более писателя, тем более японца. Это значит, что мы можем рассчитывать ещё на 2-3 романа (новый по законам маркетинга выйдет никак не позже следующего года — не могут же редакторы не капитализировать такое событие!), ну а пока читаем то, что есть. И, обязательно к прочтению, конечно, Never let me go. Читатель с Intermediate на целой странице может не встретить незнакомых слов, а небольшие фрагменты можно дать и уровням пониже. На какое количество пунктов поднимется самооценка у вашего ученика, если вы ему дадите на дом почитать неадаптированный фрагмент из книги нобелевского лауреата, где он поймет почти все? Но вначале прочтите сами. Зря говорят, что великая литература умерла. Зря…

Почитайте по теме: Двери антиутопии. Олдос Леонард Хаксли

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

×